Эмоциональные нарушения психики.

Самое типичное эндогенное заболевание — маниакально-депрессивный психоз, заключающийся в основном в эмоциональных нарушениях.

Эмоции — необходимая и очень важная сторона психической деятельности человека. Каждый наш шаг обязательно эмоционально окрашен. Безразличных вещей нет. Если мы говорим, что «для меня это безразлично» или «мне все равно», то это никогда не соответствует истине вполне. Все на свете имеет приятную или неприятную эмоциональную окраску. Все отражается на нашем настроении: хорошо или плохо мы выспались, сыты мы или голодны, приятные или неприятные нам предстоят встречи, наконец, нравится или не нравится нам сегодняшняя погода. Огромную роль играет и физическое здоровье. Словом, наше настроение, схематизируя, можно представить как равнодействующую положительных и отрицательных эмоций.

В норме настроение может колебаться в течение даже одного дня под влиянием новых впечатлений, мыслей, событий и примеров, имеющих к нам какое-то отношение. Однако, в общем, у здорового человека настроение устойчиво, без реальных причин оно само по себе не меняется. При некоторых же заболеваниях эта устойчивость и реальная обусловленность настроения нарушаются. Оно может меняться беспричинно или от причин, настолько незначительных, что их нельзя принимать в расчет, становится крайне подвижным, болезненно неустойчивым. Или, наоборот, появляется «незаконная» устойчивость настроения. Все это типично для маниакально-депрессивного психоза.

Например, положение больного и его семьи тяжелое— сам он находится в психиатрической больнице, дома жена с детьми, очень стесненные материально,—а он прекрасно себя чувствует. У него великолепное настроение. Он оживлен, весел, полон проектов, стремится к деятельности…

Посмотрим конкретно на такого больного. Он крестьянин, впервые заболел в 1910 году. Свой дом, хозяйство, жена и пятеро детей. Почти с юности всегда слыл веселым, общительным, предприимчивым. Земля была плохая, хозяйство «бедное, и приходилось отправляться на заработки. Работал везде, в том числе рыл канавы для осушения болот. Это ему особенно понравилось — сразу заметно улучшились луга и пашни. Он увлекся, стал мечтать провести такие работы на своей земле. «От этой мысли даже веселость меня охватила»,— рассказывал больной. Он стал каким-то нетерпеливым, ему хотелось скорее приступить к делу. Понимал, что осушение только его полосы ничего не даст, что требуется проведение широких мероприятий с охватом нескольких деревень или даже волостей. Стал думать, что хорошо бы создать артель. Однако никто не принимал всерьез его проектов, тогда как ему они начинали казаться все более и более осуществимыми. Он был полон надежд на успех, много думал об осушении болот, еще больше говорил. Стал мало спать, но чувствовал себя хорошо. Очень похудел. При приближении весны «настала пора действовать». Так как никакого компаньона он найти не сумел, то к осушению болот целой губернии пришлось приступить одному. Первым делом он решил купить орудия производства — лопаты, для чего продал жеребенка. Лопаты сложил в сарай и стал готовиться к началу работы. Если никто не хотел пойти к нему в компаньоны, то в работники люди пошли. Он нанял 10 рабочих и приступил к рытью канав на собственной земле. Однако как только он стал рыть канавы на лугах соседей, те запротестовали и для начала просто избили его, затем обратились в полицию.

Предстоял суд. Однако старая учительница заподозрила заболевание. По ее ходатайству больного освидетельствовал врач и поместил в психиатрическую больницу, где он находился в течение восьми месяцев. По выздоровлении уже понимал, что его поведение было неправильным, что осушение болот целой губернии, при тогдашней технике и частной собственности на землю, дело неосуществимое и ему одному, во всяком случае, непосильное. Хотел вернуть купцу лопаты, но тот отказался их взять. Несколько лопат удалось продать, но большая часть их оставалась у больного в сарае долгие годы, напоминая о первой психотической вспышке. В дальнейшем их у него было несколько. Теперь он при «повеселении» понимал, что это болезнь, сам шел к врачу и просился в больницу. Понимали это теперь и члены, его семьи, тогда как сначала его больным не считали, ссорились с ним, обижались. Кроме «веселых» состояний, у него периодически наступала и тоска. Тогда все мрачнело. «Жить даже не хотелось, тоска заедала, глаза ни на что не глядели». Никакого желания чем-нибудь заниматься, как это бывало при «веселых» настроениях, не было. Хотелось лежать, не двигаться. Мысли были только самые мрачные, все представлялось трудным, недостижимым, невозможным. В прошлом только одни ошибки и неудачи, в которых сам виноват, виноват настолько, что нет уже прощения. Это даже не ошибки, а преступления, за которые надо нести наказание, и чем кара будет тяжелее, тем лучше, справедливее. Иногда становилось так тяжело, тоска (постоянная и непременная спутница депрессивных состояний) становилась настолько невыносимой, что, казалось, «гораздо лучше не жить». Мысль о необходимости смерти, о смерти как об избавлении, в таких случаях делается все настойчивее, больной пытается совершить самоубийство или даже осуществляет его.

У большинства больных депрессивные состояния чередуются с маниакальными. Иногда одно состояние сменяет другое непосредственно, иногда между ними бывают и довольно длительные светлые промежутки, когда человек совершенно здоров. Вне приступов мании или депрессии у людей нет никаких признаков психического снижения. Многие из них очень талантливы и деятельны. В легком маниакальном состоянии их психическое и двигательное возбуждение выражается в продуктивной работе, всегда целенаправленной. Только при очень большом маниакальном возбуждении больные из-за быстроты их психических процессов и большой отвлекаемости бывают, неспособны, доводить начатое дело до конца и спешат приняться за новое. В так называемых гипоманиакальных состояниях (более легких, чем маниакальные) окружающие могут даже не заметить у них никаких признаков заболевания. Их обычно считают живыми, энергичными, удачливыми, что вполне соответствует действительности. Они иногда добиваются многого, что людям нормальным кажется недостижимым, невозможным и за что они не решаются даже взяться.

В этом плане нельзя не вспомнить об одном недавно умершем человеке, жизнь которого была подобна фейерверку событий ярких и интересных. Это был в высшей степени культурный человек, получивший блестящее образование и воспитание. Доброжелательный и активный в желании помочь людям. Всегда в хорошем настроении, может быть, даже несколько повышенном, но не выходящем за пределы нормы. Он занимался наукой и добился больших успехов: руководил кафедрой сначала в одном, потом в другом университете и считался наибольшим авторитетом в своей области. Был автором интересных книг. В течение жизни он перенес несколько маниакальных и депрессивных приступов. Когда он рассказывал о том, что он проделывал в маниакальных состояниях, невозможно было удержаться от изумления. Так, однажды в одном большом южном городе он выпустил из своей лаборатории шесть кобр, которые немедленно уползли куда-то. Когда служитель пришел кормить змей и увидел опустевший террариум, ужасу его не было предела. Переполошилась вся кафедра, весь университет, весь город — все кобры, кроме одной, были пойманы, а профессора стационировали в психиатрическую больницу, где он оправдывал свой поступок тем, что ему стало жалко змей: «Бедные коброчки изнывали от жары». Второе приключение во время маниакального состояния про изошло с ним в Крыму. На одном из курортов много говорили о появлении в полночь на развалинах замка привидения. Профессор намотал, как говорится, на ус настроенность курортниц и решил «показать привидение». Укрывшись белой простыней, он в ясную лунную ночь явился на полуразрушенной башне. Ни у кого больше не было сомнений: привидение видели все, подряд две ночи. Возник шум, разговоры. Недоверчивая милиция решила «проверить документы» у привидения. Им оказался наш больной, весело шутивший и развеселивший весь отряд. Однако когда милиционеры пожелали доставить его в отделение милиции, «привидение» рассердилось и после непродолжительного пререкания оказало сильное физическое сопротивление. В финале— опять психиатрическая больница.

К маниакальным состояниям профессор относился «положительно». Другое дело депрессии. О них даже вспоминать неприятно. Чем дальше шла жизнь, чем больше приближалась старость, тем чаще появлялись депрессии.

Всем надо знать о том, что депрессивные больные могут быть опасными не только для себя, но и для других самых близких для них людей. Иногда они, перед тем как покончить с собой, решают предварительно «избавить от страданий» своих близких: сейчас тоска, сейчас ужасно и не стоит жить, но будущее будет во много раз хуже и страшнее, и, чтобы их дети или другие любимые люди не страдали, они их убивают. Такие «расширенные самоубийства» иногда не удаются: убийца остается в живых—его удается спасти, а жертвы его психоза уже, конечно, не воскресают.

Из многих случаев особенно запомнился один. Мать, решив утопиться в озере, взяла за руки двух маленьких детей и пошла в воду. Один из малышей, которому было около двух лет, умер, пока к ним подоспели на помощь рыбаки с противоположного берега. Самоубийцу-мать и второго ребенка удалось спасти. Иногда матери или отцы убивают детей во время сна, а потом кончают самоубийством.

Эмоциональные нарушения не всегда достигают таких степеней, которые мы только что видели. У человека просто всегда повышенное настроение, он всегда деятелен, даже, пожалуй, чрезмерно, во все «вмешивается, со всеми легко вступает в контакт и все ему удается; захотел он организовать субботник — лучше его никто не мог уговорить даже самых несговорчивых явиться на намечаемую очистку двора или сквера; появился ли он в кругу молодежи—и смех и шутки вспыхнули там с новой силой; начал на колхозном поле косить — все косцы еле успевали за ним, хотя он уже не так молод и силен. В общем, у него каждое дело спорится. За словом в карман не лезет. Весел, остроумен, даже зол на язык, но все делает с достаточным тактом и с таким подходом, что на него почти никто не обижается. В нужде он охотно поможет любому. Очень щедр и легко поделится своим добром с соседом или даже случайным человеком, если он его об этом попросит. Любит ходить в гости и принимать гостей. Его» дом в сельских условиях становится своеобразным клубом, куда все охотно идут за новостями и весельем. Если такой характер окажется у заведующего клубом, то этот клуб обязательно будет одним из лучших в округе. И это произойдет как-то само собой, бег особых усилий со стороны описываемого гипоманиакального субъекта.

Таким характером обладал преподаватель одного из технических вузов, поехавший в летний лагерь, который еще не был окончен и нуждался в больших доделках. Студентов он застал в унынии. Из лагеря разбегались. После его появления все пошло по-другому. Один его приезд (студенты его хорошо знали и любили) сразу повысил у всех настроение. Лагерь был тем же, что и без него, но жить в нем стало значительно веселее. Однако такой деятельный человек сразу стал придумывать, как выйти из положения, как улучшить условия отдыха. Самым тяжелым было отсутствие дома, где можно было погреться в ненастные дни, а лето выдалось в тот год дождливое и холодное. Палаточный лагерь мало кого устраивал. Было решено, с полного одобрения студентов, «построить хорошее теплое жилье, в котором можно было чувствовать себя как дома». На эту мысль, собственно, навел всех пустующий колхозный сарай, стоящий неподалеку от лагеря. Правление колхоза отказалось продать его. На время такое решение охладило строительный пыл студентов. Кто-то из них, ложась спать, громко сказал: «Вот украсть бы!» Эта мысль всю ночь не давала спать руководителю лагеря, который вообще спал мало: поздно ложился, рано вставал и не имел большой потребности сне. Колебания были недолгими. Решили ночью разобрать и перенести на руках сарай на новое место, прорубить в нем окна и вставить хотя бы несколько рам, которые надо было привезти из Москвы. Достали топоры, пилы, другие, плотничьи инструменты и в ночь под воскресенье, когда председателя и других членов правления в деревне не было, приступили к работе. Руководитель лагеря был впереди всех. Студенты тоже не отставали. К утру сарай стоял на новом месте. На вопрос колхозников, пытавшихся приостановить работы, кто разрешил трогать их сарай, отвечали: «Договорились, в конце концов, с председателем. Не мешайте нам, институт с колхозом рассчитается». Никто особенно не возражал. Строительство продолжалось в воскресенье. Вернувшийся председатель уже увидел сарай, переделанный в дом. Все было организовано деловито, весело и непринужденно, с шутками, и смехом. Строители, хотя и поработали каждый за десятерых, были довольны.

Все шло как будто хорошо, но вскоре из института приехал заместитель директора по административной части, сильно охладивший радость по поводу строительства дома, и увез с собой «энергичного» руководителя. Неприятности, нахлынувшие на него со всех сторон, закончились помещением в клинику, где он оставался в повышенном настроении, которое, несколько нарастало, но вскоре пришло к обычному для больного уровню.

После лечения больной был выписан на работу, к которой и приступил, будучи еще в несколько более повышенном настроении, чем это полагалось бы для здорового человека. Однако никаких эксцессов у него больше не произошло. Его энергия была направлена на улучшение методов преподавания предмета. Здесь он действовал на вполне законных основаниях — по поручению министерства — и добился успехов: его методика была признана и получила широкое распространение.

Нужно сказать, что такой «наплыв энергии» (выражение самого больного) наступает у него периодически, обычно весной и летом. Этого больного следует рассматривать как циклотимика, то есть страдающего легкой формой маниакально-депрессивного психоза.

В других случаях циклотимии депрессивные фазы выражены сильнее. Больные вообще не в состоянии работать в это время, и поступают в психиатрические больницы чаще, чем больные с выраженным гипоманиакальным состоянием, которое обычно и ими самими, и окружающими не расценивается как болезненное, за исключением тех случаев, когда излишняя повышенная деятельность приводит к конфликту. При его разборе выясняется, что виновник не хулиган или самодур, а больной человек.

При депрессивных состояниях конфликтов почти не бывает, но депрессия иногда так выражена, что больного страшно оставлять без надзора из-за опасности самоубийства. Правда, она у циклотимиков скорее выливается в намерения, чем в настоящие попытки, но с такими вещами психиатры не шутят и советуют депрессивных больных стационировать, если нельзя организовать постоянного наблюдения дома.

Раньше так и жили эти больные по циклам: в одном «веселые», в другом «печальные». В настоящее время к их услугам новые медикаменты, очень сокращающие длительность циклов и увеличивающие здоровые периоды их жизни.

Сейчас, как известно, терапия нервно-психических заболеваний сделала огромный шаг вперед. Значительно расширился арсенал терапевтических средств. Появилась даже новая отрасль знания — психофармакология, занимающаяся лечением психических заболеваний и уже добившаяся значительных успехов в смягчении или устранении некоторых видов психопатологической симптоматики. Каждый год на прилавки аптек поступают все новые и новые психофармакологические средства. Одни препараты быстро появляются и еще быстрее исчезают, не оправдав надежд, другие остаются на долгое время, значительно облегчая состояние как пограничных, так и психотических больных. По особенностям влияния на психическую деятельность их можно разделить на группу успокаивающих (нейролептических и транквилизирующих) и группу стимулирующих (в том числе и антидепрессивных) средств.

Многие препараты оказываются действительными при разных заболеваниях со сходной клинической картиной, например одно и то же средство снимает депрессию и при маниакально-депрессивном психозе, и при реактивных состояниях, и при инволюционных меланхолиях. Такая «однообразность» действия, по-видимому, зависит от более или менее одинаковых, во всяком случае, сходных, нарушений в центральной нервной системе при клиническом сходстве болезненных проявлений. Отсюда возникла тенденция при лечении нервно-психических нарушений «бить по мишеням», например по депрессии, по возбуждению, по галлюцинациям и т. д. Подобного рода лечение, хоть и не является патогенетическим, то есть нацеленным на самую суть нарушений, все же очень важно и полезно, особенно если его проводить достаточно длительное время, потому что устраняет самые неприятные для больного симптомы, и весьма значительно облегчает его состояние. Такое симптоматическое лечение может привести даже и к практическому выздоровлению, так как больной начинает вести себя правильно, но, к сожалению, как только прекращается лечение, побежденные симптомы постепенно восстанавливаются вновь. Лечебные ремиссии (послабления болезни) могут быть и очень длительными, если регулярно соблюдать так называемую поддерживающую терапию (небольшие дозы лекарства, от которого наступило улучшение в течение многих месяцев, а иногда и лет). Новые психофармакологические препараты, в общем, не вредны для организма, но субъективно во многих случаях они сопровождаются различного рода неприятными ощущениями, затрудняющими длительное их применение. Существуют, правда, и «корректоры» — препараты, облегчающие побочные действия психофармакологических средств, но и они не делают лечение приятным. Если люди, страдающие неврозами, в лице таких препаратов, как элениум и седуксен (так называемые транквилизаторы), получили мощное, без заметного побочного действия средство, то о препаратах, необходимых при лечении психозов, этого все еще сказать нельзя.

Однако, несмотря на указанные недостатки, введение в психиатрическую практику новых средств в корне изменило режим психиатрических больниц и быт больных. Самое большое достижение — быстрое купирование (устранение) возбуждения, которое при прежних методах лечения иногда не удавалось снимать неделями. Сейчас же в психиатрических больницах благодаря нейролептикам возбужденных больных почти нет. В течение нескольких дней лечения аминазином или другими препаратами недавно поступивший больной освобождается от возбуждения и не требует специального обслуживания, как это бывало раньше. Одно это — то есть установление спокойной атмосферы в беспокойных, острых отделениях — создает условия и для облегчения режима, и для лечения больных. Не менее важно это и для беспокойных отделений с хроническими больными. Если раньше все внимание персонала было приковано к борьбе с возбуждением, к стремлению успокоить больного, накормить его, невзирая на сопротивление, уложить спать и предотвратить его агрессивные поступки, то теперь есть возможность поговорить с больным, занять его время каким-нибудь трудом, чтением. Перемена в беспокойных отделениях разительная.

Новые психофармакологические средства применяются, кроме тех заболеваний, о которых мы недавно упоминали, главным образом при лечении шизофрении, самой таинственной болезни, с самой разнообразной симптоматикой.